В политику я пришла взрослым человеком с достаточно весомым жизненным опытом. Пришла, потому что работа в журналистике доказала мне – ведь в редакции газеты читатели делятся с тобой не радостями, а горестями, – что, если ты не займешься политикой, политика займется тобой.
На приеме по случаю столетия Республики в Эстонском национальном музее меня спросили, понравилась ли мне речь президента, пишет депутат Европарламента Яна Тоом на rus.postimees.ee. Я ответила, что не понравилась – и что такая речь больше подошла бы председателю Союза Отечества образца 1995 года (год рождения этой партии, позднее влившейся в IRL). Назавтра я увидела на портале Postimees новость с заголовком «Тоом похулила президентскую речь» («Toom halvustas presidendi kõnet»).
Я и раньше замечала, что, когда дело касается главы государства, разницы между критикой и хулой у нас не делают. На этот раз меня изумило скорее то, что сравнение с IRL можно считать хулой. Но это ладно. Мне кажется, в любом случае я должна объясниться.
«Тот, кем занимается политика» в моем представлении был неэстонцем, считающим Эстонию своей родиной; сама я под это определение все-таки не подхожу. Уровень моей интегрированности существенно выше среднего, и, если бы я перестала говорить о русских и вступила бы в свое время, скажем, в IRL или Партию реформ, меня давным-давно приняли бы за свою, потому что – будем честны – своими у нас быстро и радостно признают тех, кто проблемы неэстонцев не видит.
Право на образование на родном языке, серопаспортники, притеснения со стороны Языковой инспекции, инфолистки к лекарствам, отставание в тестах PISA, тот факт, что среди русскоязычных больше безработных и тех, кто живет за чертой бедности, – всему этому вообще нет места в «пространстве традиций», о котором говорила в своей речи президент. Такие разговоры просто невежливы, а вежливость в пространстве традиций и есть истина.
Отсюда – следующее правило: президента следует внимательно выслушивать и хвалить. В крайнем случае – помалкивать: «Эту Эстонию характеризует не крикливая дискуссия, но спокойное течение беседы». И даже когда глава государства сообщает: «Эстонское государство создано <...> для сохранения эстонского народа, эстонского языка и эстонской культуры в веках. Для достижения этих целей эстонское государство зиждется на свободе, праве и справедливости», – следует соглашаться. Хотя свобода и справедливость, служащие какой-то цели, уже по сути не являются ни свободой, ни справедливостью. Они становятся мерами, которые стоит брать на вооружение только тогда, когда это нужно, чтобы цель была достигнута. Другими словами, их можно применять выборочно, в зависимости от цели.
Другой тезис президента, который меня всерьез покоробил: «Сберечь мыслящего, причем мыслящего именно на эстонском языке человека – это вызов столетия для эстонского образования и эстонской науки». Хорошо, я понимаю, что ступаю на тонкий лед, но давайте вообразим, что нечто подобное изрекла, например, Ангела Меркель: сберечь мыслящего, причем мыслящего именно на немецком языке человека – это вызов столетия.
После такого канцлер Германии радовалась бы недолго. И дело вовсе не в том, велико наше пространство языка или мало, дело совсем в другом: мыслящий человек – ценность универсальная. А тут выходит, что нет. Мыслящий именно на эстонском языке человек странным образом оказывается более ценным, хотя в той же самой речи президент страстно говорила о том, что «все 1,3 миллиона [жителей Эстонии] важны одинаково, нельзя, чтобы один был важнее другого. Нельзя, чтобы один был важнее другого». То есть, понятное дело, если все они думают на эстонском языке.
Разве это не ассимиляция? «Миллионы людей в Европе... доверяют детей воспитателям в детских садах, считая естественным то, что по достижении школьного возраста ребенок уже приспособился к пространству языка и традиций страны, в которой живет... То же самое мы должны предложить всем, кто хочет жить в Эстонии и обучать здесь своих детей». С этим можно даже и согласиться (хотя понятие «пространство традиций» мне по-прежнему непонятно): государственный язык своей страны нужно учить в любом случае, и чем раньше ты его выучишь, тем лучше. Но потом президент говорит о цели всего мероприятия: «Так число говорящих на эстонском будет расти и в ситуации, если в эстонских семьях не будет достаточно детей для воспроизводства [народа]». Искренне сказано, чего уж. Для главы государства – даже слишком искренне.
Что именно донесла президент до неэстонцев? Донесла ли вообще что-нибудь? Я отвечу отрицательно. О неэстонцах забыли. Они упоминаются только в том контексте, что из них необходимо делать настоящих, мыслящих на эстонском языке эстонцев, приспособленных к пространству традиций.
Я не хочу сейчас спорить с президентом, чьи политические взгляды не разделяю (как и она не разделяет мои). Проблема именно в том, что в годовщину Республики глава государства пропагандирует политические взгляды, которые – чьими бы они ни были – по сути не объединяют общество. Если, конечно, мы имеем в виду все общество, а не ту его часть, которая мыслит на эстонском языке. Это и есть громадная разница между государственным и политическим мышлением, но в нашем обществе об этой разнице не знают. Беречь людей, объединять их, подчеркивать общность – вот мышление, которое для президента является sine qua non.
Забавно то, что мое замечание – речь Керсти Кальюлайд скорее подошла бы главе Союза Отечества в 1995 году – нынешний глава IRL Хелир-Валдур Сеэдер прокомментировал в том смысле, что «отечественная» идеология образца 1995 года прекрасно подходит Эстонии в ее столетнюю годовщину. Понятно, что член любой политической партии стоит за своих избирателей. Но насколько мировоззрение четвертьвековой давности можно без купюр перенести в сегодняшний день – все-таки вопрос. Причем вопрос скорее политических предпочтений и восприятия реальности. Президент Эстонской Республики не должен выделять избирателей какой-то одной партии. Нельзя, чтобы «один был важнее другого». Вот так просто.