14 декабря в прямом эфире из Страсбурга, в передаче Радио 4 «Европа сегодня», солировала депутат Европарламента центристка Яна Тоом.
Одним из важных пунктов повестки дня Европарламента явились изменения, которые, по сути, практически лишают представителей маленьких стран голоса в стенах Европарламента. Ведущий попросил разъяснить это.
Яна Тоом: «Нам придется изобретать кривую козу, как я уже написала у себя в Фейсбуке. Мы, конечно, ее изобретем, но это довольно неудобно. Вчера Европарламент поменял регламент работы Европарламента. В принципе, менять его было нужно, но там обратили внимание на какие-то вещи, которые меня совершенно, как говорят эстонцы, оставляют холодной. У нас есть рейтинг депутатов, есть страничка специальная, где можно его посмотреть. Есть очень активные депутаты, например, депутат номер один из моей фракции, который славен тем, что произнес вроде бы на пленарке несколько тысяч речей.
На самом деле получить слово на пленарке очень трудно, но по существующему порядку в качестве речи на пленарке идут в зачет письменные объяснения голосований. То есть по каждому пункту, где было голосование, я имею право написать в протоколе – я поддержала, потому что это хорошо. И это считается речью. Есть люди, которые создают этот рейтинг и потом ходят и предъявляют его избирателям – мол, я самый активный депутат. У нас такие тоже есть в Эстонии, должна вам сказать.
Чтобы побороться с этим, начались всякие перемены. Среди прочего, например, отняли эту возможность выдавать за речь на пленарке вот это свое замечание, которое ты сделал на коленке по дороге в аэропорт, в интернет пошел и написал. Этого больше не будет.
Но попутно, борясь со всевозможными евроскептиками-популистами, была принята поправка, которую коллеги, наверно, не заметили, - о том, что ты можешь подавать поправки только в том комитете, где ты являешься членом или замещающим членом.
У Эстонии 6 мандатов и 23комитета, в 12 комитетах эстонцев нет вообще. Это значит, что, если идет какая-нибудь бумага, нехорошая для Эстонии, в комитете по сельскому хозяйству, где наших депутатов нет, мы поправки подавать не можем. Мы должны ловить кого-то из комитета по сельскому хозяйству и говорить ему – пожалуйста, коллега, я напишу тебе поправку, а ты ее подпиши. Это решаемо, но это осложняет жизнь маленьким странам.
И вот против этой поправки голосовали, чему я очень рада, мои коллеги Урмас Паэт и Кая Каллас, и я, это просто была линия нашей фракции, что мы маленькая фракция и эти опасности видим. А в больших фракциях этого не заметили и проголосовали «за», и, конечно, это ерунда.
Теперь работы у наших депутатов будет больше, а как было раньше? Я привела пример пресловутых директив, которые ставили под угрозу производство сланцевого масла в Ида-Вирумаа. К нам обращается представительство Эстонии, говорит – идет такая плохая директива, сделайте что-нибудь. У нас нет человека в комитете по окружающей среде. Но мы, эстонские депутаты, подавали поправки, а потом их лоббировали. Это было реально.
А теперь, если будет какая-нибудь дрянь в комитете по рыболовству, где тоже нет наших, нам придется мало того что изобретать эти поправки, мы не можем подать их от своего имени. Это просто осложняет жизнь. И в этом смысле эта бумага об изменении порядка работы Европарламента на самом деле направлена на ограничение демократии, к сожалению.
Там есть еще отдельный пункт, посвященный, видимо, Марин Ле Пен и компании: о том, что депутат Европарламента не может получить служебную бумагу, касающуюся местных дел, законопроектов, если руководство Европарламента сочтет, что он неблагонадежен. Это уже попахивает цензурой. Мы хорошо понимаем, кого это касается, но эти люди получили мандат, они такие же депутаты, как кто угодно другой. И вот за такие вещи голосовать, мне кажется, было неразумно. Мы можем любить или не любить Найджела Фараджа, но он делал то, что считал нужным. В противном случае, какой смысл в выборах? Давайте будем голосовать только за тех, кто лоялен Европейскому союзу! Ну, это абсолютный абсурд. То есть то, как мы боремся с популизмом, мне кажется, только подливает масла в огонь.
Приведу пример. У нас было мнение комитета по культуре по поводу доступности лекарств, где были всякие поправки, и я сама вносила поправки о том, чтобы информационные листки были на разных языках, имея в виду, конечно, русский и так далее. Но рапортером по этому мнению была дама из фракции Марин Ле Пен. Они провели этот документ, они провели много совещаний, все было хорошо, и вот накануне голосования коллеги из крупных фракций S & D и EPP отозвали все свои поправки и провалили этот документ. Почему? Потому, что мы хотим не просто не дать фракции Ле Пен работать, мы хотим еще их помучить – пускай поработают, а потом мы все спустим в унитаз! Притом, что это важный документ и важный в контексте Эстонии документ, но вот эти способы парламентской борьбы очень сильно напоминают мне какие-то другие страны, в которых мне бы жить не хотелось».
Ведущий предположил, что после следующих выборов эстонским депутатам придется занимать места в самых главных комитетах – по бюджету, сельскому хозяйству… «Послушайте, нас всего шестеро, - прервала Тоом. - Мы не можем их все занять. Нас нет, например, в экономике и финансах, в окружающей среде. Я – основной член в трех комитетах при норме в полтора. Я бы, наверно, не пошла в рыболовство или в комитет по сельскому хозяйству. Понимаю, что селянам нужна помощь, но я ничего не понимаю в сельском хозяйстве. И с точки зрения избирателей тоже, наверно, было бы странно, если бы Яна Тоом, которая шла с какими-то обещаниями, вдруг ломанулась сельское хозяйство поднимать. Так что тем, кто будет избран в следующий раз, надо будет научиться работать по-другому».
В ответ на приведенное в эфире мнение Тунне Келама, еще одного евродепутата от Эстонии, Яна Тоом отметила, что не могла скрыть своей реакции, когда обнаружила, что на две чаши весов поставлены Путин и Касьянов: «Рейтинг Касьянова ниже трех процентов совершенно точно. Поэтому сравнивать тут нечего».
«Мы сейчас выдаем желаемое за действительное, - добавила она, комментируя прогноз Келама на предмет отношения США к России. - Мы не знаем, что будет делать Дональд Трамп. И тот факт, что он в грубиянской форме, как я понимаю, отказался от ежеутренних брифингов разведки, сказав, что он сам достаточно умен, нечего ему мозги полоскать, и то, кого он назначил министром иностранных дел, это, конечно, какие-то сигналы. Они совершенно четко показывают, чего он на самом деле хочет. Вопрос в том, какова его пробивная сила, как он сумеет из этой налаженной системы выйти.
В снятии санкций против России железно заинтересован немецкий бизнес. Я уж не говорю о том, что все мы знаем и все об этом стыдливо молчим, что немецкое правительство поддерживает Nord Stream 2. И он, конечно же, будет построен. То есть, с одной стороны, мы рассуждаем об энергетической безопасности и клеймим Россию, с другой – тихо тянем трубу. В этом смысле я ничего нового не говорю: интересы есть у всех. А что касается разговоров о том, что мы тут моральный авторитет и вводим санкции, я позволю себе усомниться, потому что у нас есть партнеры, близкие союзники, нарушающие права человека так, что мало не покажется. В Штатах до сих пор сажают на электрический стул. Это нас совершенно не беспокоит. Я уж не говорю про Турцию или про Саудовскую Аравию, где до сих пор людям руки рубят. В этом смысле моральный авторитет Европы не то чтобы прямо непоколебим.
Я уж не говорю… Когда бываю в России, мне кажется, что обычным россиянам совершенно плевать на наши санкции, и мы на самом деле никак «режим Путина» не подрываем. Там альтернативы Путину сегодня нет.
Они выиграли медийную войну, Европа стала врагом. И если сыр дорогой, это Европа виновата. То есть там никто не будет в причинно-следственную связь углубляться. Но ведь у нас происходит то же самое. Любая наша неприятность: Брекзит – Путин виноват, Трампа выбрали – опять Путин виноват. В этом смысле мы все ближе подходим к краю, когда уже просто не сможем друг с другом говорить. Сегодня мы готовы иметь дело с кем угодно, только не с «кровавым диктатором Путиным».
Что касается вполне вероятного утверждения в январе безвизового режима с Грузией и Украиной, Яна Тоом сказала: «У нас есть такой не очень замечаемый фактор, как референдум в Нидерландах, который не носил обязательного характера, но тамошний премьер-министр – заложник этого референдума, он обещал, что референдум будет обязательным, и сейчас они пытаются как-то из этой ловушки выйти. Они поставили ряд условий, в четверг у них будут переговоры в Совете, и эти условия, видимо, будут приняты, потому что все хотят компромисса. Там есть ряд условий: во-первых, что ЕС и страны-члены ни при каких обстоятельствах не предоставляют военную помощь Киеву, во-вторых, они хотят ограничить количество украинцев, которые будут иметь возможность приезжать и временно жить в странах-членах ЕС. Кроме того, они говорят, что ассоциационное соглашение не должно принести каких-то дополнительных денег, и они хотят гарантий, что безвизовый режим и соглашение об ассоциации не являются прелюдией к тому, что Украина станет страной-членом ЕС. А для украинцев это сигнал противоречивый, потому что, конечно, они в перспективе хотели бы быть членами ЕС, а не просто кататься. Когда обо всем этом договорятся, безвизовый режим будет введен.
И еще одна вещь, которая касается и Украины, и Грузии, и всех, Здесь разрабатывается проект решения, которое позволит прекращать безвизовый режим, если для Европы будет риск безопасности, если страна, куда будут высылать этих людей, будет отказываться или устраивать проволочки с их приемом обратно, если будет скачкообразный рост количества людей, которые приедут (что в случае с Украиной вполне возможно, их там 43 миллиона), или если будет много ходатайств о предоставлении убежища».
И напоследок в передаче прозвучал вопрос: какие сейчас расклады сил, кто станет следующим президентом Европарламента?
«У нас есть кандидат от народников, есть кандидат от социалистов, рассматривается альтернатива в виде руководителя нашей фракции Ги Верхофстадта. Мартин Шульц – социалист, отсидел два срока, и сейчас народники бьют себя в грудь – теперь наша очередь! Но как пойдет, не очень понятно», - заключила Яна Тоом.