«В Эстонии властвует парадигма примирения, которая основывается на эмпатии, сочувствуют как жертве, так и насильнику. В самих насильниках стремятся видеть, скорее, жертв, чем жестоких и грубых людей», - считает социолог, руководитель Эстонского института открытого общества Ирис Петтай. И она знает, как это изменить.
По просьбе Эстонского бюро депутата Европарламента Яны Тоом она вскрыла изводящие эстонское общество проблемы семейного насилия.
Вы исследуете его уже, наверно, несколько десятков лет. Если говорить о жертвах, то чье у них «лицо» - женское? Или присутствуют мужские, а, возможно, и детские черты?
Тема семейного насилия дошла до Эстонии в 2000 году, когда HEUNI предложил нашему институту протестировать соответствующую методику международного исследования и провести 100 интервью с жертвами. Так что, начиная с того времени, 17 лет, что довольно долго для одной темы, я ею занимаюсь.
У жертв преимущественно женское «лицо». Статистика преступности как в Эстонии, так и в других государствах похожа. В 8-9 случаях из 10 жертвой является женщина (статистика эстонской преступности за 2016 год показывает, что среди жертв семейного насилия 82% составляли женщины, 16% - мужчины). Когда в семье царит насилие, то, как правило, в него в качестве жертв или очевидцев, вовлечены и дети. По меньшей мере в каждом четвертом случае ребенок является свидетелем или потерпевшим, которого домашнее насилие особенно травмирует.
В исследовании 2015 года, проведенном Эстонским институтом открытого общества, в течение года в Эстонии в результате семейного насилия травмы получили около 38 000 женщин, 15 000 мужчин и 2400 детей.
Давайте поговорим о женщинах. В прессе можно увидеть ваш комментарий о том, что в начале 2000-х от домашнего насилия страдала каждая четвертая женщина Эстонии, в 2012 году – каждая третья. Что демонстрируют последние исследования?
На самом деле в начале 2000-х страдала каждая пятая женщина. Это выяснилось, когда был получен ответ на вопрос: «Становились ли вы за последние 12 месяцев жертвами психологического, физического или сексуального насилия?». В 2015 году на этот вопрос утвердительно ответили 12% женщин, то есть значительно меньше. В то же время количество случаев насилия (=повторное насилие) на одну женщину за 15 лет значительно возросло, психологического насилия – в 3 раза, физического насилия – в рекордные 6 раз. Об этом свидетельствует и полицейская статистика, так как в последние годы полицию все чаще вызывали разруливать ситуации с семейным насилием (около 40 вызовов в день).
Семейное насилие – это явление, зачастую скрытое за стенами дома, и большая часть случаев так и остается незарегистрированной. Исследования, проведенные в Великобритании, показывают, что женщина обращается в полицию в среднем после 35 случаев насилия, и в большинстве дошедших до полиции случаев речь идет о насилии, длившемся годами.
Информация о том, что каждая третья женщина является жертвой насилия, проистекает из проведенного в 2012 году Европейским департаментом основных прав (FRA) исследованием. Оно прошло во всех 28 государствах-членах Евросоюза, где на основании случайной выборки проинтервьюировали 42 002 - примерно по 1500 в каждой стране, в том числе в Эстонии. В течение года 13 млн женщин страдали от физического насилия и 3,7 млн – от сексуального. Причем их спрашивали не об опыте последнего года, а о жизни, начиная с 15- летнего возраста.
Какое насилие в наши дни наблюдается чаще – психологическое, физическое, сексуальное? Или их нельзя рассматривать отдельно?
Безусловно, психологическое, которое женщины испытывают приблизительно в 3 раза чаще, чем физическое, и в 6 раз чаще, чем сексуальное. Физическому и сексуальному насилию, как правило, сопутствует и психологическое. В то же время последнее может выступать и совершенно самостоятельным явлением. В последнее время проводились интересные исследования, в ходе которых был выделен, к примеру, такой вид психологического насилия как «холодное насилие» (cold violence), которое практикуют мужчины, относящиеся к обеспеченному среднему классу. Избиений и т.п. в этом случае нет, зато есть постоянное психологическое насилие. Мужчина обращается с женщиной, как с собственностью, которую заставляют жить жизнью птицы в клетке, с ограниченными правами и возможностями, зачастую с лишением права выбирать место работы (или ходить на работу), иметь друзей, общаться с родственниками, самой выбирать себе одежду, косметику, развлечения и т.д. При разводе такие женщины могут впасть в полнейшую бедность, мужчина может отобрать у них и детей.
Насколько изменилось и изменилось ли вообще в последнее время отношение наших властей, социальных работников, врачей, полиции к семейному насилию?
В Эстонии на эту тему обращают довольно много внимания, проводят исследования, пишут книги, организуют многочисленные курсы, семинары/конференции, в Академии внутренней безопасности существует специальный курс для будущих полицейских и т.д. Тему постоянно освещают СМИ, препарируя драматические истории из реальной жизни. Благодаря всему этому отношение к домашнему насилию, как правило, негативное и осуждающее.
Такое отношение важно, но этого недостаточно для того, чтобы сдержать насилие и положить ему конец. Необходима продуманная и хорошо работающая система помощи жертвам, которой в Эстонии, увы, нет. Главный вопрос в том, как понимать это явление, из какой парадигмы исходить.
В Эстонии властвует парадигма примирения. В самих насильниках стремятся видеть, скорее, жертв, чем жестоких и грубых людей. Из такого восприятия следует, что, мол, страдают и насильники, поскольку их жены, спутницы жизни или кто-то другой могут их травмировать, вывести из себя, по причине чего люди и реагируют столь агрессивно.
В Эстонии насильника стараются как можно дольше оставлять в семье, применяя семейную терапию, консультирование, примирение и т.п. Решение проблемы возлагается на саму жертву (женщину). В случае насилия ей приходится вместе с детьми покидать свой дом и на какое-то время искать безопасное убежище, тогда как насильник остается в родных стенах. Подобное бегство, к сожалению, не решает проблемы, потому что, в конце концов, все равно приходится возвращаться под одну крышу с насильником.
В нашей судебной системе в качестве основной правовой регуляции используется примирение между жертвой и насильником. Оно обязывает последнего в течение полугода вести себя правильно, скажем, не пить, не бить жену и детей. Такие временные договоренности ситуацию обычно не меняют, насилия не останавливают и необходимой безопасности жертвам не гарантируют.
Большинство государств ЕС и многие ведущие страны мира уже отказались от примирения жертвы и насильника, так как это не дает нужного результата. В Эстонии действует практически та же система борьбы с домашним насилием, которую создали 15 лет назад, система помощи жертвам неэффективна.
Да, уже в 2015 году вы отметили в одном своем докладе, что необходимо создать единую систему, где все те, кто работает с жертвами семейного насилия, сотрудничали бы самым тесным образом…
Применительно к семейному насилию сотрудничество – это, конечно, одно из ключевых слов, оно архиважно. Причина заключается в том, что жертва нуждается в разносторонней помощи – полиции, врача, соцработника, психолога, психиатра, адвоката и пр. Если эти звенья между собой не стыкуются, если один специалист отправляет к другому, а тот – к третьему, решения и целостного пакета помощи не будет.
У нас был один любопытный проект, где мы усадили за один стол полицейских, врачей, соцработников, представителей самоуправлений, политиков, госчиновников и др., чтобы разработать модель сотрудничества. Теоретически она теперь имеется, необходимо ее, так сказать, практическое внедрение.
В 2016 году вы сказали, что государство должно принять закон, который защищал бы права жертв семейного насилия, потому что у полиции такой возможности нет. Что с этим законом?
Отдельного закона для профилактики и предотвращения домашнего насилия в Эстонии нет. Поэтому мы, как и другие «беззаконные» страны, реагируем преимущественно на уже свершившееся насилие.
Сейчас в мире 119 государств, принявших закон по теме семейного насилия. В том числе Австралия, Австрия, Болгария, Великобритания, Германия, Голландия, Испания, Литва, Словения, США, Чехия, Швейцария. Этот закон дал там общественности ясный сигнал: насилие над близкими – серьезное преступление.
В США закон о противодействии насилию над женщинами действует с 1994 года. С 1993 по 2010 годы число женщин, убитых сексуальными партнерами, уменьшилось там на 30% , а случаев домашнего насилия в отношении женщин стало меньше на 2/3.
В Австрии, где закон приняли в 1997 году, полиция вправе выставлять насильника за дверь, тогда как жертва остается дома.
Эстония могла бы взять пример и с Литвы, где закон действует с 2011 года. В итоге количество убийств, совершенных в рамках близких отношений, сократилось за год на 30%, и заметно увеличилось количество потерпевших, осмелившихся искать помощи у правоохранительных органов: в 2011 году было зарегистрировано 618 женщин-жертв насилия, в 2012-м - 4582.
В свое время вы тесно сотрудничали с ныне покойной Натальей Римашевской, академиком, директором действующего при РАН Института социально-экономических проблем народонаселения. Научные связи с Россией прервались? Необходимо ли подобное сотрудничество?
Для меня это было чрезвычайно большим везением, что я могла сотрудничать с великолепной Натальей Римашевской. Позже наши отношения переросли в близкую дружбу. Римашевская была первым оппонентом на защите моей диссертации и, если честно, спасла меня от провала.
Диссертация была «пограничной» - между экономикой и социологией, опиралась на новые для Советского Союза подход и методы. На состоявшейся в Москве, в Институте конъюнктуры, предзащите меня завалили, содержание диссертации признали не соответствующим марксистской экономической теории и советской идеологии. Порекомендовали переписать работу.
Затем появилась возможность уже месяца через два защитить ту же диссертацию в Таллинне. Наталье Римашевской мои подходы понравились, и я защитилась.
Вместе мы написали пару книжек, провели общие исследования, сотрудничество было чрезвычайно интересным и мощным. К сожалению, с распадом Советского Союза работы было все меньше, пока она не прервалась окончательно, о чем сожалею.
Вернемся в Эстонию. Я правильно понимаю, что приюты для жертв семейного насилия ликвидировали, на повестке дня – создание опорных пунктов?
Приюты, к счастью, не ликвидированы, такая ликвидация стала бы ошибкой. Хотя в Эстонии в них обращается всего 2-5% жертв, их существование все же необходимо.
Создание неких опорных пунктов сейчас на повестке дня не стоит. Автоматическое расширение нынешней системы приютов и возведение новых (или опорных пунктов) не поможет сократить насилие и не даст жертвам надежных решений.
Тема домашнего насилия, по вашим словам, очень эмоциональная, и такая эмоциональность никуда не приведет. Требуется конструктивный подход. Какой? Что изменило бы ситуацию кардинально?
Кардинальные перемены, быть может, слишком амбициозный шаг. А вот обновить все обязательно нужно. У меня шесть предложений.
1.Ликвидировать отставание от других государств. Эстония отстает очень заметно. У нас семейное насилие рассматривают не как нарушение прав человека, а, скорее, как внутреннее дело семьи. Эстония нуждается в новой парадигме, которая направлена на профилактику домашнего насилия и обеспечение жертв немедленной защитой и помощью.
2.На основе нового подхода разработать в Таллинне на четыре года программу предотвращения семейного насилия. Картографировать случаи такого насилия: где и сколько их происходит. Принять план действий, направленный на раннее предотвращение домашнего насилия. В дальнейшем программу можно распространить на всю Эстонию.
3.Провести в Таллинне, в какой-либо части города, пилотный проект по предотвращению тяжких случаев, где особое внимание будет уделено детям и обеспечению их безопасности.
4.Создать в Таллинне центр противодействия семейному насилию, в котором будут работать специально подготовленные люди. В дальнейшем опыт центра можно будет применить по всей стране.
5.Обеспечить жертвам немедленную безопасность. Предоставить полиции законное право и обязанность отдалять насильника от жертвы так, чтобы покидал дом насильник, а не наоборот. Ввести для насильника запрет на приближение к жертве сроком на 1-2 недели или дольше.
6.Разработать и принять закон о семейном насилии.
Такое насилие происходит в основном за закрытой дверью родного дома. Каким образом оно угрожает эстонскому обществу в целом?
На то, что проблема насилия выходит за рамки семьи и затрагивает эстонское общество в целом, указывает его высокая цена для эстонского государства. Согласно расчетам, это 116,5 млн евро в год.
Впервые ее вычислили в 2016 году под руководством Эстонского института открытого общества – суммировали результаты исследований, проведенных в различных ведомствах, и скомбинировали полученные из документов показатели с данными, собранными в ходе интервью и опросов, и оценками экспертов.
Цена семейного насилия складывается преимущественно из семи основных компонентов: недополученная продукция, услуги здравоохранения (расходы на лечение), расходы на юридическую помощь, расходы на социальные услуги, личные расходы и спецуслуги, физический и эмоциональный ущерб, дополнительные расходы, связанные с детьми как с жертвами домашнего насилия.
Урон, нанесенный одним преступлением, связанным с семейным насилием, составляет почти 38 000 евро. Эта цифра основывается на количестве жертв, получивших травмы, искавших помощи и попавших в статистику преступности. Реальная цена может быть в 10 раз выше, так как лишь каждая десятая жертва семейного насилия обращается в полицию и ищет помощи.
Интервью взяла Маргарита Корнышева, советник Эстонского бюро депутата Европарламента Яны Тоом