Домашнее насилие, увы, не считается в Эстонии проблемой первого ряда. Вспоминают о ней лишь время от времени. Таллинн «разбегается», чтобы создать более эффективную систему помощи жертвам. А вот адвокат Евгений Твердохлебов считает, что помогать надо и насильникам.
В своей профессиональной деятельности вы часто сталкиваетесь с темой насилия в семье?
Постоянно. Думаю, процентов 70 населения так или иначе связаны с нею.
Кого среди приходящих к вам как к адвокату больше - предполагаемых потерпевших или предполагаемых преступников?
Приходят не всегда именно в связи с этой проблемой. Чаще она вскрывается в рамках какого-то другого процесса. Скажем, мужчина и женщина спорят о том, кому принадлежит дом или другое имущество. Неожиданно всплывает, что в их отношениях имеет место насилие. Вообще-то, у нас обычно используют термин «lähisuhte vägivald» («насилие над близким»), хотя он вводит в заблуждение. На самом деле семейные отношения здесь вовсе не обязательны. Речь может идти о двух коллегах, один из которых дал другому подзатыльник. Достаточно, чтобы люди просто были знакомы.
Что должен иметь в виду тот, кто решает обратиться по этому поводу к адвокату или в суд?
Он должен знать, чего хочет. Дальше адвокат сам обо всем позаботится. Впрочем, если насилие регулярное, то можно и самому кое-что предпринять, чтобы сохранить доказательства. В противном случае получится слово против слова, и установить истину будет сложно.
Как собрать доказательства? Если видно, что ситуация накаляется, следует незаметно включить видеозапись или хотя бы диктофон. Можно также позаботиться о том, чтобы кто-то стал свидетелем происходящего.
Люди часто интересуются, будут ли подобные записи иметь доказательную силу в суде?
Будут. Без предупреждения нельзя записывать чужих людей. Это подпадает под незаконную розыскную деятельность и нарушает конституционное право на неприкосновенность частной жизни. А если вы без предупреждения и тайком записываете собственное общение с кем-то, то это нормально. Вы ведь не можете сами себя подслушивать. Вы записываете то, что вы слышите и что говорите. И это будет расцениваться как доказательство. Имеется и отдельное решение суда, позволяющее действовать таким образом.
Кстати, некоторые настолько привыкают к модели своего насильственного поведения в семье, что ведут себя так и в присутствии посторонних.
Каковы тенденции в судебном рассмотрении дел о семейном насилии? Известный социолог и один из лучших в нашей стране знатоков в этой области Ирис Петтай считает, что в эстонских судах творится невообразимое – судьи любой ценой хотят добиться примирения сторон.
Я бы не драматизировал примирение. Это дело добровольное. Если человек не желает, никто его не заставит.
А суды смотрят на доказательства. Если они есть, то насильника накажут. Можно ходатайствовать о запрете на приближение, запретить тому, кто ведет себя агрессивно, приближаться к жертве ближе, чем на 50 метров.
Тем не менее мне неоднократно приходилось наблюдать благосклонность суда к папам-иностранцам (несмотря на то, что те часто распускали в своей семье руки) и нетерпимость в отношении местных мам. Называю это «итальянской темой», потому что чаще всего речь шла именно об отцах-итальянцах.
Если вы утверждаете, что матери защищены слабо, то так же можно сказать об отцах, которые становятся жертвами насилия – чаще всего психологического – со стороны жен.
Когда люди находятся в суде, они ведут себя образцово и пытаются все сделать для того, чтобы произвести как можно более приятное впечатление. И есть даже такое мнение, что, быть может, не стоит спешить с рассмотрением дела, а потянуть, чтобы стороны привыкли к своему поведению, и уж тогда решить, как быть дальше.
То есть, по вашему мнению, люди, «практикующие» домашнее насилие, способны исправиться?
По моему мнению, людей надо воспитывать. У человека вырабатываются привычки. И человек способен корректировать свое поведение. Возможно, не каждый, но большинство – точно. Кроме того, есть курсы, на которых учат управлять своим гневом.
Вы полагаете, что все насильники готовы ходить на курсы?
Во всяком случае, у тех, кого сажают в тюрьму, выбора нет. Они могут отказаться, но курсы – это все же лучше, чем сидеть в камере. Да и зачастую помогают освободиться досрочно.
Тем, кому суд определяет условное наказание, порой тоже вменяют обязательное условие – пройти такие курсы. Но они есть только для мужчин. Для женщин почему-то нет. Между тем, женщины как люди эмоциональные гораздо хуже умеют управлять своим гневом, чем мужчины. Женщина хватает ребенка за ухо. Это насилие? Да. Но ребенок никуда не заявит. Как и мужчина. Статистике, говорящей о том, что насильники в основном мужчины, я не доверяю. Мужчины не спешат жаловаться. Поэтому о случаях насилия над ними известно куда меньше.
Решения судов по таким делам вас всегда устраивают?
Существует поговорка: два юриста – три мнения. Когда один юрист – судья – что-то написал, то у другого юриста – адвоката – вполне может быть иное мнение. Впрочем, ничего такого сверхъестественно вопиющего в решениях судов я не наблюдал. Все в соответствии с доказательствами и существующей практикой.
Если говорить о внесудебной практике разруливания ситуаций с насилием над близким, то знаю случай, когда мужчина грубо схватил жену за руку, хотя при этом были психолог, педагог и специалист по защите детства. Они это безобразие запротоколировали, а после этого все равно решили, что супруга должна приводить ребенка на встречи с отцом. То есть женщине придется подвергать себя опасности. И непонятно, почему физическую безопасность матери посчитали менее важной, чем общение ребенка с отцом.
Какие истории вам запомнились?
Эти дела для юриста-мужчины не очень интересны, потому что приходится разбираться в нехороших отношениях, копаться в грязном белье.
Случается, женщины провоцируют. Знает, что ее парень невыдержанный, горячий, так она специально кокетничает при нем с другими мужчинами, пока он не вспылит и не бросится на нее. Тут она пишет заявление в полицию, фотографирует свои синяки, выставляет их в Фейсбук – дескать, посмотрите, какой он негодяй!
Но ведь негодяй?
Конечно. Человеку, реагирующему на провокацию насилием, не приходит в голову, что реагировать надо разумно. Например, зная свой нрав, сразу удалиться.
Как бы вы изменили законодательство, чтобы противодействие домашнему насилию стало в нашей стране эффективнее?
Когда-то мне понравилась идея Мярта Раска. Он выступил с нею в связи с тем, что в качестве наказания применялись слишком длительные сроки тюремного заключения. Раск сказал, что людей надо не в тюрьмы сажать, а дать им возможность изменить свое поведение.
Считаю, что и в случаях насилия над близким, если человек не закоренелый преступник, он должен получать шанс на исправление, на привыкание к другому образу жизни.
Иными словами, закон должен быть мягче?
Не столько закон должен быть мягче, сколько на законодательном уровне должны быть предусмотрены альтернативные возможности исправления: курсы, обучение.
Интервью взяла Маргарита Корнышева, советник Эстонского бюро депутата Европарламента Яны Тоом