Я слишком долго была журналистом, чтобы привыкнуть даже к политическому новоязу, за что мне часто прилетает – потому что я говорю как есть (как я думаю, что оно есть), а не «как надо», пишет евродепутат Яна Тоом в рубрике «Политколумнист» Eesti Päevaleht.
В классическом эссе «Вечный фашизм» Умберто Эко писал о 14 признаках фашизма как вневременной идеологии – культ традиции, национализм, расизм... Последним пунктом идет особый язык – новояз: «Вечный фашизм говорит на новоязе. Новояз был изобретен Оруэллом в романе «1984»... Нацистские и фашистские учебники отличались бедной лексикой и примитивным синтаксисом... Но мы должны уметь вычленять и другие формы новояза, даже когда они имеют невинный вид популярного телевизионного ток-шоу».
Меня, как и многих, уже в феврале поразило то, что официальные лица России отказывались называть войну войной. Кремль упорно говорил о спецоперации, а за слово «война» на плакате можно было загреметь в автозак. В интернете появились мемы: обложка романа Льва Толстого «Спецоперация и мир», «Великая Отечественная Спецоперация»...
Тот самый новояз. Кажется, что бессмысленный: все же понимают, что когда войска одного государства без приглашения входят на территорию другого государства, стреляют, бомбят и так далее, - это называется «война». Но у абсурда есть и рациональная причина. Принять «спецоперацию» куда легче, чем «войну». Слова «война», «агрессия», «вторжение» у россиян ассоциируются с Великой Отечественной войной, когда Гитлер напал на СССР. То ли дело «спецоперация»: нечто специальное, продуманное, временное, наверняка справедливое, оправданное...
Мозг цепляется за спасительные слова – и они, эти слова, формирует картину мира. Она иллюзорна, она не правдива, она отличается от реальности – и она позволяет сохранить душевное спокойствие. На этом и построен новояз – на желании сохранить душевное спокойствие. Чем называть войну «войной» и убийство «убийством», не лучше ли спрятаться за словами типа «спецоперация» и «окончательное решение вопроса»?
Один лингвист уподобил язык географической карте и добавил, что «карта не есть территория» – то есть что мы должны понимать разницу между словами и явлениями, которые этими словами обозначаем. Но чаще всего мы не понимаем. И только кажется, что «роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». С розой это, может, и работает, а с феноменами, которые нам неприятны, – увы. И тогда мы готовы верить карте, даже если очевидно, что карта врет.
Как писал филолог Виктор Клемперер – немецкий еврей, чудом переживший Третий рейх, – в дневнике, фрагменты которого были изданы под названием «LTI» (Lingua Tertii Imperii – «язык Третьей империи»): «Нацизм въедался в плоть и кровь масс через отдельные словечки, обороты речи, конструкции предложений... Язык не только творит и мыслит за меня, он управляет также моими чувствами, он руководит всей моей душевной субстанцией, и тем сильнее, чем покорнее и бессознательнее я ему отдаюсь».
Язык определяет разницу между правдой и иллюзией. Иногда эта разница не имеет значения. Иногда – очень даже имеет.
Я слишком долго была журналистом, чтобы привыкнуть даже к политическому новоязу, за что мне часто прилетает – потому что я говорю как есть (как я думаю, что оно есть), а не «как надо». Что такое «как надо»? Это когда правда искажается в угоду идеологическому нарративу. Пример со «спецоперацией» – российский, но можно ведь отыскать элементы новояза и поближе.
Например, наше понятие «интеграция» чаще всего обозначает не интеграцию – это процесс по определению взаимный, объединение частей в единое целое, – а ассимиляцию: русские должны идти на уступки, эстонцы – нет.
Например, когда наши СМИ вслед за украинскими пишут, что «"Азовсталь" не сдался, нет – солдаты эвакуировались после того, как сделали свою работу» (редакторская колонка Postimees), это та же подмена понятий. Все понимают, что солдаты полка «Азов» не эвакуировались – россияне взяли их в плен. Но нам не нравится думать, что украинцы именно что сдались. Это реальность, но многие предпочли бы ей иллюзию.
Кажется, мелочи. Но любая не вполне правдивая карта приводит к тому, что мы не в состоянии двигаться по территории. Иллюзии не помогают принимать верные решения – наоборот.
Я как журналист (бывший, но журналист бывшим не бывает) – за правду. Какой бы горькой и сложной она ни была. Война – это война, сдача в плен – сдача в плен, попытка ассимиляции останется попыткой ассимиляции. Несоблюдением правил инфогигиены грешит не только шоу Соловьева, но и вполне свободная журналистика. Эстония и другие страны, которые не Россия и не Беларусь, тоже несвободны от идеологических искажений, иллюзий – и новояза. Понять это – первый шаг в противоположном «вечному фашизму» направлении.
Более того, это и шаг в направлении, противоположном войне, потому что борьба между новоязами разно или поздно перейдет из сферы языка в реальную жизнь, которая у нас с вами – одна.